Россия как «Третий Мир»

Вопрос о нашей национальной идентичности стоит перед нами неразрешённым уже более 500 лет. Тогда — полтысячелетия назад инок Филофей — монах Псковского Элеазарова монастыря, предложил считать «Третьим Римом» Московское царство, которое, после падения собственно Рима Первого (ещё полуязыческого) и условного Рима второго (уже христианского — Византии в 1453 г.

), оказалось единственным суверенным православном государством. Поэтому, Филофей и писал княжьему дьяку Мисюрю Мунехину с наказом передать его слова самому князю, что «Москва — третий Рим, а четвёртому не быть». Эффект этой доктрины получился удивительно долгоиграющим.

Спустя сто лет Россия, оказавшаяся на краю гибели в результате междоусобиц Смутного времени и интервенции поляков и «прочих разных шведов», пересобралась в единое государство под эгидой царского Дома Романовых, который простоял 300 лет. И простоял бы, вероятно, ещё лет 100, когда бы не фатальное решение вступиться за братьев — православных сербов и начать тем самым Первую Мировую войну. Его фатальность обнаружилась задним числом, а само решение принималось именно в рамках идейной парадигмы «Москва — Третий Рим».

Но до этого — ещё столетие спустя после основания династии Романовых — случилась беда. Смерть Петра Первого — «Отца Отечества» и «Императора», не оставившего ясного распорядка наследования престола, вызвала такую «турбулентность» в новоиспечённой империи, что лишь Екатерине Второй (она же — Великая) удалось навести относительный порядок. Даже при том, что и она взошла на трон после государственного переворота.

Как и все её предшественницы. Борьба за власть занимала умы тогдашних элит настолько, что никаких принципиальных новаций в смысле определения национальной идентичности в восемнадцатом веке не прослеживается. Если не считать усилия Михайлы Ломоносова в роли историка перебороть «засилье» учёных немцев и доказать «антское» — глубоко доисторическое происхождение славян, а в последствии и собственно русских.

Через столетие после смерти первого нашего императора в 1825 году вопрос об идентичности попытались решить декабристы, считавшие, что мы должны пойти либо по пути создания федерации по типу Северо-Американских Соединённых Штатов (конституционный проект Никиты Муравьёва), либо по пути создания унитарного «Русского государства» по типу Франции с переходным периодом в виде военной диктатуры («Русская правда» Павла Пестеля).

А ещё через столетие спор о русской идентичности между Сталиным и Троцким завершился в декабре 1925 г. на XIV съезде ВКП (б) полнейшим разгромом автора концепции «перманентной революции» и решением строить «социализм» в одной, отдельно взятой стране Советов. С тех пор традиция отождествлять «русское» с «советским» не только не угасла в связи с распадом СССР в 1991 г., но даже серьёзно укрепилась с помощью таких неординарных умов как Александр Зиновьев, Эдуард Лимонов, Захар Прилепин, Сергей Кургинян.

Но после того, как мир вступил в пост-современную эпоху, вопрос о нашей идентичности вновь встал в полный рост и в особо критической форме. А произошло это 23 февраля 2014 г., когда на всенародном митинге граждане города Севастополя избрали своего городского голову или народного мэра — Алексея Михайловича Чалого. Это был акт решающего водораздела — если иметь в виду, что Севастополь — это, прежде всего, вода. После этого стало понятно, что ни Украина никогда не смирится с потерей Севастополя и Крыма (а Крым сам по себе — лишь первый вал обороны Севастополя). Ни Россия никогда его не отдаст — тем более укронацистам. Точка разлома обозначилась ясно и однозначно: никакие другие спорные территории и «непризнанные государства» не влекут за собой таких последствий глобального противостояния и глобальной катастрофы.

Со-временность — то есть существование мира по «ялтинскому времени», установленному и сверенному по итогам Второй мировой, приказала долго жить. Стрелки «ялтинских часов», остановившихся после распада СССР ещё продолжали показывать правильное время хотя бы дважды в сутки. Но, после того, как на площади адмирала Нахимова сорокатысячный хор пропел: «Севастополь, Севастополь, Гордость русских моряков!» стало очевидно, что у нас и у «них» времена пошли по-разному. И совместить их, то есть восстановить хоть какую-то со-временность, уже принципиально невозможно. Разве только в том случае, если мы согласимся, что 23 февраля 2014 г. начался обратный отсчёт — Апокалиптический ядерный count down.

И сегодня, спустя 10 лет после вступления в новую эпоху, вопрос о нашей идентичности встал принципиально по-новому. Против нас — объединённый Запад, который готов воевать с нами «до последнего украинца». С нами, в полном смысле и до конца, пожалуй, только Белоруссия под руководством «Батьки» Лукашенко. Мы возлагаем надежды на «глобальный Юг» или «большинство», но чёткая артикуляция этих надежд пока что не прозвучала. А между тем, пора прислушаться к нескольким подсказкам из не очень далёкого прошлого.

В конце СССР глобальный миропорядок делился на три мира: мир первый — западный («золотой миллиард»), мир второй — СССР и страны «социалистического лагеря» и мир третий — страны Африки, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии. Тогда самым большим оскорблением для советских граждан было сравнение нас со страной «третьего мира». Например, характеристика СССР как «Верхней Вольты с ракетами». Это унижало и обижало: ведь мы построили альтернативный капиталистическому Западу свой «мир» — «второй» не в смысле хуже «первого», а в смысле именно «другого», пусть не столь же богатого, но зато несравненно более «справедливого». В том числе и потому, что именно мы как мир «второй» помогли появиться миру «третьему» — пусть бедному, но зато — свободному от колониальной эксплуатации.

Насколько чувствителен в годы Перестройки и начала 90-х был этот момент, показывает статья одного из «звёзд» тогдашней политической журналистики Андрея Фадина. Она называлась «Из Третьего Рима в Третий мир» и описывала ситуацию постсоветской России в самых беспощадных и безнадёжных красках. Эта «третьемирская» идентичность постсоветской России воспринималась как приговор, как свидетельство исторической неудачи, как действительно — «крупнейшая геополитическая катастрофа ХХ века». Или, как принято говорить в некоторых аналитических кругах — как epic fail.

Однако в эпоху временнόго плюрализма или, иначе — предапокалиптического без-временья, когда мы с надеждой смотрим «вниз», из нашего Северного полушария на «глобальный ЮГ», есть резон пересмотреть смысл этой, ранее обидной «клички». И вообще отнестись к идеологеме «Третий Мир» как носителю принципиально новых и продуктивных в условиях острого запроса на нашу пост-современную идентичность, смыслов.

Первый смысл таков. Сегодня становящаяся многополярность представлена тремя центрами геополитической силы, которые символизируют три особых, чётко разграниченных «мира». Это — ядерные сверхдержавы США, Китай и Россия. Причём Россия здесь являет собой именно третий по значимости и влиянию мир в системе координат — экономика, население, ядерная мощь. США — лидер по экономике и ядерной мощи, Китай — лидер по экономике и населению, Россия — лидер по военной мощи, компенсирующей наше отставание по демографии и размеру экономики. Это вполне очевидный факт, но он должен быть ясно осознан нами как один из ключевых элементов нашей идентичности. И это должны так же ясно понять в первую очередь наши враги, и не в последнюю — наши реальные и возможные друзья.

Второй смысл нашей идентичности в качестве страны «Третьего Мира» связан с результатами двух предыдущих мировых войн и, главное, с результатом уже идущей Третьей. Первый «Мир» — это так называемый «Брестский мир», который большевики вынуждены были заключить с Германией ради сохранения своей власти. Именно это решение продлило войну почти на год, поскольку позволило немцам без боя оккупировать Украину и перебросить на Западный фронт значительную часть войск с исчезнувшего «фронта» Восточного.

«Второй мир» — это мир пост-ялтинский, заключённый в результате нашей победы над гитлеровской Германией с нашим непосредственным участием и на наших условиях.

Сегодня в значительной степени именно от нас, от России зависит, будет ли заключён и, если будет, то в какой форме, «Третий Мир». И это обстоятельство кардинальным образом определяет нашу идентичность: у нас — решающая роль в установлении Мира. И эту роль чётко и однозначно определил президент Владимир Путин: «Зачем нам такой мир, в котором не будет России?»

Наконец, с идентификацией себя в качестве страны «Третьего Мира», связан и тот самый, исходный смысл этого определения. Вы можете презрительно называть нас «Верхней Вольтой с ракетами» или «бензолонкой» с теми же ракетами. И даже квалифицировать Государство Российское как PetroState. Но мы — страна-цивилизация, взявшая на себя миссию лидера (спикера) того самого «мирового большинства», прежде считавшегося безнадёжным аутсайдером — «третьим миром». Мы — не с Западом /США как цивилизацией колониального порабощения народов и грабительской эксплуатации их природных ресурсов. Но и не с Востоком — то есть Китаем, как абсолютно самодостаточной цивилизацией, не нуждающейся ни в каких друзьях/союзниках и всегда реализующей свои собственные интересы.

Мы те, кто в своё время помог «третьему миру» (кстати — и тому же Китаю) провести политическую деколонизацию. А сегодня осуществляем сами и помогаем другим «третьемирцам» провести деколонизацию культурно-идеологическую. Возвращающую этим духовно «униженным и оскорблённым» народам их собственные традиционные ценности в качестве бесценного вклада в общемировую цивилизацию.

Чтобы подтвердить наш статус лидера «Третьего Мира», у нас есть счастливо появившаяся возможность. Бывшие западные «партнёры» заморозили наши валютные авуары в размере не менее 300 млрд. долларов США. Сегодня США приняли решение о конфискации наших авуаров, размещённых в их юрисдикциях. Евросоюз ищет правовые формы для аналогичного решения и без сомнения их найдёт. Иными словами — для нас это потерянные деньги. Но мы можем передать права на эти деньги странам Африки, Латинской Америки и Юго-Восточной Азии с уже их правом немедленного истребования у Запада. Если эти требования будут удовлетворены, «Третий Мир» наглядно убедится в том, что Россия — действительно, их лидер не на словах, а на деле. Если же нет, то помимо наглядного свидетельства нашего благородного и благотворительного лидерства, это весьма наглядно и убедительно покажет им, что Запад — по-прежнему колониальный диктатор и фактически их враг.

Ставка беспроигрышная при любом исходе: при передаче наших денег странам «Третьего Мира» мы получим их признательность, благодарность и союзничество. При отказе это сделать — дискредитацию Запада в глазах мирового большинства. Кстати, вполне возможно распространить этот благотворительный жест и на некоторые страны нашего ближнего зарубежья, которые по социально-экономическим параметрам вполне подходят под категорию «третий мир».

Таким образом, идентичность России в пост-современную эпоху можно сконструировать из трёх смысловых блоков.

Во-первых, мы понимаем себя как страну, входящую в тройку глобальных сверхдержав, отношения между которыми являются на данный момент определяющими для перехода к реальной многополярности. Это — про то, кто мы сегодня.

Во-вторых, мы напоминаем всем, что исход третьей мировой войны, фактически уже начатой Западом против России, полностью зависит именно от нас: как это было в случае первых двух мировых войн. «Третий Мир» будет установлен по-русски, или его не будет вообще. Это — про то, кем мы были вчера.

В-третьих, мы с гордостью «прописываемся» в «Третьем Мире», то есть в сообществе огромного большинства тех стран и народов, которым мы как Советский Союз ранее помогли освободиться от колониального гнёта, а сегодня берём на себя роль лидера в борьбе за окончательную деколонизацию, за реальную независимость и суверенитет и за справедливый миропорядок. Это — про то, кем мы хотим быть завтра.

Россия как «Третий Мир» в трёх ключевых смыслах — это понятная для нас самих и для ближних и дальних соседей страна-цивилизация. В её прошлом, настоящем и будущем. Такая идентичность ясно постулирует наши внутрироссийские и внешнеполитические цели, чётко позиционирует Россию в системе глобальных «игроков», фиксирует нашу естественную принадлежность к мировому большинству и обозначает нашу ключевую роль в судьбе человечества.