Большинство фильмов в России сейчас снимают с единственной целью — заработать на зрительском внимании. Истинные интересы и потребности людей мало кто учитывает, а по-настоящему важные и нужные картины часто не добираются до кинотеатров, где в основном с успехом идут ремейки советского кино. Поэтому пора установить государственную квоту в 30 процентов на прокат фильмов, заявил в интервью «Парламентской газете» народный артист РФ, первый зампред Комитета Госдумы по культуре Дмитрий Певцов.
— Дмитрий Анатольевич, многих удивила, а кого-то сильно порадовала новость о готовящемся ремейке сериала «Бандитский Петербург». Вам уже предложили роль в нем?
— Я не знаю об этом ровно ничего, а точнее, узнал, когда журналисты стали спрашивать. Считаю, что это бессмысленная, бесперспективная и очень неумная затея. Вообще, «Бандитский Петербург» — это словосочетание стало брендом. Думаю, какие-то продюсеры решили на этом заработать, но новых идей там нет.
У нас вообще последние лет 30 главным сюжетообразующим действием, которое заводит киномеханизм, служит фраза: «На чем на этот раз заработаем бабла?» Почти все сейчас вот так снимается — и сериалы, и полный метр. Что до «Бандитского Петербурга», то эти сюжеты сейчас не ко времени, и снимать такой же фильм о тех же временах просто не нужно.
Страна другая. И уже сняты фильмы, которые закрыли эту тему. Среди них есть два-три неплохих, остальные бездарные. Ну, а переносить этот сюжет в сегодняшний день — вообще бессмысленно, потому что окружающая действительность изменилась. У нас другое соотношение сил между правоохранительными органами и преступным миром. Совсем не то, которое было в девяностые годы.— А если продюсеры используют ваш дипфейк?
— У меня есть право на мое изображение, как у каждого человека, и без моего ведома дипфейк с моим лицом сделать и использовать законно невозможно. Если такое произойдет, это будет подсудное дело, даже сейчас, пока еще не приняли отдельный закон о дипфейках. Если речь идет о человеке, который ушел из жизни, то его образ нельзя использовать без разрешения родственников.
Вообще, вся эта идея о дипфейках в кино кажется мне неправильной в принципе. Уже почти 15 лет назад, в 2011-м, вышел чудовищный фильм, посвященный Владимиру Высоцкому, под названием «Спасибо, что живой». Ничего хуже про Высоцкого я в жизни не видел. Артист играл в посмертной маске Владимира Семеновича. Это была первая проба пера. Да, ребята неплохо тогда заработали на имени Высоцкого, но играть что-то в резиновой маске просто нельзя.
Современные дипфейки — это такое продолжение посмертных масок, никакого отношения к искусству не имеющее. Ведь почему театр жив до сих пор? Почему его не уничтожили ни кино, ни телевидение, ни интернет? Потому что есть в театре некая честность. Это происходит здесь и сейчас, на глазах зрителя. Живые артисты живыми голосами рассказывают историю. Эффект живого присутствия нельзя ничем заменить. Искусственные фигуры и лица актеров — это просто обман зрителя, это как петь под фонограмму.
— Получается, многие современные кинопроизводители вообще не учитывают зрителя и его интересы?
— Они их учитывают только с точки зрения того, купит зритель билет или нет. Вот так вот делово и цинично: чем бы заманить? Ага, какой-нибудь советский герой, любимый с детства сюжет, что-то там солененькое, страшненькое — и готово. Людей, которые сейчас снимают кино как высказывание, как это делали великие советские режиссеры, очень мало. Но они еще есть, слава Богу.
Другая проблема — прокат, который абсолютно оторван от производства. Государство не может вмешиваться в этот процесс, потому что это все компании частные.
Я глубоко убежден, что прокат должен иметь государственную квоту, процентов 30. Кинотеатры обязаны показывать то, что нужно сейчас государству. Потому что те редкие фильмы, которые сейчас снимаются — правильные, интересные и нужные, — очень часто не добираются до широкого экрана. Их зрители не видят. А они делаются как раз для зрителей.
— Вы работаете в экспертном совете по отбору фильмов, которые получают господдержку. Неужели специалисты, уважаемые люди не могут повлиять на ситуацию?
— За два года работы в совете я прочитал много заявок, были среди них хорошие и интересные. Но, наблюдая за процессом, я пришел к выводу, что Минкульт создал имитацию.
И эти специалисты, как вы сказали, уважаемые люди с удивлением узнают, что тот сценарий, за который они проголосовали, не прошел наш этап. И когда я прошу ознакомить меня с предпочтением моих коллег уже после того, как отдал свой голос, мне говорят: нельзя. Получается, эти экспертные советы созданы для видимости и имитируют эффект бурной деятельности.
— Что же делать? Как исправить ситуацию?
— Нужна четкая и понятная структура, которая будет отвечать не только за процесс, но и за результат. Надо вернуться в Советский Союз и посмотреть, как были созданы и как работали худсоветы, которые отсматривали все — и концертные программы, и спектакли, и фильмы, и даже на выставки приходили. В составе этих советов должны работать, с одной стороны, профессионалы, с другой — патриоты, а с третьей — эти люди должны быть нацелены на тот слой общества, для которого делается продукт. Если отбирают кино для детей — то педагоги, детские, психологи, родители. И так далее. Люди, которые точно не пропустят то, что не нужно и вредно. И это возвращение, извините, цензуры. Нормальной цензуры, о которой говорил Александр Сергеевич Пушкин: «Нельзя позволять проповедовать на площадях каждому, что в голову взбредет».
Если речь идет о продукте, который смотрит больше, чем десять человек, и на это потрачены бюджетные деньги, государство обязано контролировать, что оно показывает людям. В Советском Союзе работал принцип: чем хуже фильм, тем меньше копий. Соответственно, мы с вами помним только лучшее из советского кино. И это правильно. У нас есть специалисты, способные отличить истинный патриотизм от имитации, талантливое высказывание от бездарного.
— При этом семейных и детских фильмов все-таки становится больше в прокате…
— Но какие это фильмы? «Чебурашка»? «Волшебник изумрудного города»? «По щучьему велению»? «Последний богатырь»? На мой взгляд, у нас практически отсутствует кинопроизводство для детей, как это было в Советском Союзе. И если мы думаем о будущем России, надо в первую очередь поднимать кино, которое будет работать на будущее. У нас нет героев, на которых бы хотелось равняться, а те, что есть, это сплошь не положительные персонажи — самовлюбленные, эгоистичные… Это не герои сказок.
— Вот и в списке фильмов для школьников, который выпустило Минпросвещения, большинство картин — не современные российские, а советская классика.
— Потому что там, видимо, соображают, что это качественное, талантливое кино и абсолютно современное в смысле идеологии. Эти фильмы несут добро, свет, любовь, надежду, радость. За 35 лет ничего подобного так и не создали, буквально несколько фильмов могу назвать. Современные кинопроизводители тоже профессионалы в основном. Они знают, как держать внимание зрителя, а цель у них одна, как я уже сказал вначале. Но души, любви, радости в их картинах нет. Совести нет. И с искусственным интеллектом так же — у него нет совести.
— А вы сами где бы согласились сейчас сыграть?
— Вы знаете, я сейчас на том жизненном этапе, когда мне не интересно где-то там сняться, чтобы что-то сыграть. Я за сорок лет слишком наигрался. Мне интересно разговаривать с людьми о том, что важно, как мне кажется. У меня есть такая возможность на моих концертах, где из двадцати песен получается спектакль, а каждая песня становится маленьким актом в нем. Я могу говорить языком великих поэтов, композиторов. И убежден, судя по отзывам зрителей, что-то, что мы делаем, несет любовь, свет, радость и надежду.
— Каковы сейчас ваши взаимоотношения с театром «Ленком»?
— В театр пришли новый художественный руководитель Владимир Панков, новый директор Дмитрий Берестов, и я считаю, что это начало новой жизни «Ленкома», нового художественного витка. Панков, как мне кажется, отчасти продолжает то, что Марк Захаров начал в конце семидесятых. Он свободно оперирует текстом, музыкой, драматургией, симфоническими пассажами. Он настоящий художник, который буквально в подвалах создал свою труппу, свой театральный стиль. Произошло объединение Центра драматургии и режиссуры, которым руководил Панков, с «Ленкомом», и это, мне кажется, единственное правильное слияние двух сцен, двух театров, которое произошло в Москве за последние шесть-семь лет.
Потому что Ленком задыхается в одной сцене, а центру драматургии, наоборот, не хватает большой сцены. Внутри «Ленкома» есть молодежь, которая сама хочет делать проекты, что-то ставить самостоятельно, но негде. Так что я с оптимизмом отношусь к тому, что сейчас происходит в театре. Уже состоялись первые репетиции спектакля, который будет ставить Владимир Николаевич. Он посвящен Марку Анатольевичу Захарову, со времен которого, то есть годов с девяностых, я не помню, чтобы вся труппа с оркестром и музыкантами была в репетиционном зале. Постановка сделана по мотивам «Репетиции оркестра» Федерико Феллини — это и про нас, про театр, и про то, что происходит в обществе. Премьера намечена на середину декабря.
— Вы с супругой ведете театральный курс. С какими мыслями и устремлениями приходят к вам молодые люди, будущие актеры?
— Они, к сожалению, знают много ненужного, а вот советский кинематограф знают плохо, если не сказать, что не знают вовсе. О спектаклях им рассказывают на предметах, а о кино, получается, рассказать некогда и негде. Отпечаток на этих ребят, родившихся уже в 2000-е, наложила юность их родителей, взрослевших в девяностые годы. Очень много неполных семей, к сожалению.
Мы пытаемся им рассказывать, что главное в жизни — и это не их будущая профессия, а то, каким ты в эту профессию войдешь. Артистов, которые любят себя, и это главная любовь их жизни, видно на экране в любой роли. Мы же пытаемся вложить ребятам, что любить нужно то, что Богом тебе дано, дано авансом, не присваивать это себе, а развивать и делиться с товарищами, с партнерами, со зрителями, таким образом, возвращая данный тебе талант Богу.
— Что дает вам надежду на то, что в отечественном кино и в театре все будет хорошо?
— У нас в стране изменения к лучшему всегда переходили через боль, кровь, потери, войну и другие чудовищные испытания. И сейчас Россия через это проходит. Ребята, которые там, в зоне СВО, они живут по другим законам.
То, что происходит на полях сражений, коренным образом меняет и нас, и весь мир. Я убежден, что Министерство культуры, пусть хоть последним министерством, но тоже повернется в ту сторону, куда сейчас движется вся страна, — от европейской цивилизации в сторону Солнца и Господа Бога. В это я верю.
Свежие комментарии